«Почему увеличивается число детей-беглецов? А кто их родители – это поколение 1990-х»

Психолог Людмила Блинова о 38 процентах современных матерей, которые не принимают своего ребенка. Он не такой, каким мамы хотят его видеть

В  последние недели в  Татарстане участились случаи бегства подростков из  дома, такие истории активно обсуждаются в  СМИ, а  иногда приводят и к  трагедиям. Известный казанский детский психолог Людмила Блинова специально для читателей «БИЗНЕС Online» размышляет об  этом явлении. Чем дети XXI века отличаются от  своих сверстников из  века  XX? Почему корни бегства почти всегда нужно искать в  семье? И  как вести себя с  ребенком, вернувшимся после долгого отсутствия? Об  этом в  материале нашего автора.

Дети XXI века отличаются в своем развитии от детей прошлого столетия. Особенно быстрыми темпами увеличивается группа с расстройством коммуникативной сферы

На  этой неделе казанские СМИ писали сразу о  двух случаях бегства девочек 14 и  15  лет. Один из  них, к  сожалению, закончился трагично… Не  буду много говорить о  том, насколько важна эта тема (а  говорим мы  именно о  подростковых побегах)  — все и  так это понимают.

Мы, психологи, выделяем у  детей кризис трех лет и  подростковый кризис. И  подростковый  период считается самым сложным в  развитии человека. В  чем особенности и  сложности поведения в  этом возрасте? Дело в  том, что в  этом возрасте расходятся линии развития  — физическая, интеллектуальная, эмоциональная,  социальная. По  линии физического развития завершается (или подходит к  завершению) период полового созревания. То  есть, подросток себя может причислить к  взрослым, особенно к  взрослым интимным отношениям. Дальше идет линия интеллектуального развития. Здесь могут быть нормы развития,  отставания или опережения. Значительные трудности в  этом возрасте возникают в  сфере эмоционального интеллекта, когда подростку трудно осознавать, дифференцировать свои эмоции и  чувства, определять причину их  происхождения. Трудности  определяются и  расхождением степени развития человека: в  физическом аспекте подростков можно отнести к  категории взрослых людей, а  в  социальном они еще дети. 

Расскажу об  одном значимом исследовании. В  2015 году в  Москве прошла всероссийская конференция «Психология в  образовании». Институт детей и  подростков, который провел семилетнее исследование, представил тогда свои результаты. Целью  было определить, каков он, современный человек: такой, каким он  описывается в  учебниках ХХ  века, или иной? Среди испытуемых были трех-, семи-, десятилетние дети, 14-летние подростки  и  подростки юношеского возраста  — всего 20 тысяч человек. С  каждым испытуемым проводились психологические, педагогические и  социальные исследования. Так вот анализ полученных результатов показал, что детей, которых можно отнести к  категории психологически нормальных, гармонично развитых, укладывающихся по  всем параметрам (физическим, интеллектуальным, эмоциональным и  социальным) не  более 15–16 процентов. А  остальные? Ненормальные? Нет, это дети, имеющие особенности психосоциального развития. Среди них процентов пять  — детишки с  ограниченными возможностями здоровья, остальные 80 процентов  — дети с  временными пограничными нарушениями (чаще социального происхождения). То  есть, их  нельзя отнести к  возрастной норме типично развивающихся детей, но  это еще и  не  патология.

И  самая большая группа среди этих 80 процентов  — дети, которые не  могут осознавать свои чувства и  переживания, не  могут различать их, не  могут назвать их, а, следовательно, понять и  суметь отрегулировать  — таких  примерно 38 процентов. Это дети с  нарушением эмоционального интеллекта.

Вообще, дети XXI века отличаются в  своем развитии от  детей прошлого столетия: по  сравнению с  1980-ми, сейчас увеличивается группа детей, имеющих задержку психического развития, нарушения интеллекта. Особенно быстрыми темпами увеличивается группа с  расстройством коммуникативной сферы. Это дети с  расстройством аутистического спектра (то  есть налицо не  все признаки расстройства, а  лишь некоторые). Тогда получается, что вот этот аутизм  — надстройка над еще какими-то более глубокими  нарушениями.  Такому ребенку, как я  уже написала,  сложно коммуницировать с  людьми  — это приводит к  трудностям его социализации в  мире людей. 

«Для меня никто не указ из взрослых». Тогда кто указ? Остаются сверстники. А если еще и они отвергли, ребенок остается один, включается механизм саморазрушения

Интеллектуально такие дети могут быть на  разных уровнях развития. Но  как проходит их  социализация? Ведь в  чем особенности подросткового возраста? Наш корифей, Моцарт российской детской психологии  — Лев Выготский говорил: «Никакой ребенок с  7 по  9 класс в  школу учиться не  ходит». В  этом возрасте его цель  — общение со  сверстниками в  форме дружбы. А  если дружбы нет, как у  этих девочек-беглянок? Если нет понимания, поддержки в  семье? Скорее всего, ребенок остается в  одиночестве, считая себя никому не  нужным. А  ведь для него всегда важна степень принятия в  семье.     

Многие родители считают, что главное  — это материальное обеспечение ребенка и  постоянный контроль. Несомненно, это важно, но  глобальное значение имеет вовлеченность взрослых во  внутренний, духовный мир своего дитя. Разделение с  ним его чувств, интересов, понимание его потребностей  — все то, что считается моральной поддержкой и  поможет в  дальнейшем помочь предотвратить возможные нарушения поведения (побеги в  частности). Итак, семья  — это первое необходимое условие сохранение эмоционального равновесия подростка.   

Вторым фактором являются взаимоотношения подростка со  сверстниками, которые выполняют главную задачу этого возраста: познание себя, своего внутреннего мира, особенностей своего характера, интересов и  т.  д.  И  вот здесь очень важно, чтобы были друзья. К  сожалению, не  всегда у  подростка имеются верные друзья, скорее всего, их  заменяет довольно широкий круг товарищей. А  товарищ  — это человек, с  которым объединяет какой-то один общий интерес  — планшет, музыка, футбол…  Все остальное у  них разное. Поэтому в  товарищеском общении подросток познает только одну  сторону своего «я»,  — остальные аспекты его личности остаются неопределенными. Друг  же — это интимное общение, это тот, кому ты  доверяешь, и  кто доверяет тебе. Как раз он  позволяет познать самого себя.

К  14-15 годам у  человека с  нормальным развитием должна сформироваться «Я-концепция» (я  — вот такой, а  мир  — вот какой, и  мое место в  этом мире  — вот такое).  И  тут важный момент: как ребенок себя узнает? Для него никакие взрослые, с  момента начала пубертата, не  являются моделью для подражания. Он  же сам себя причислил к  взрослым. Выготский сказал, что с  пьедестала уважения падают все взрослые, начиная с  родителей, включая учителей, людей на  улице… «Для меня никто не  указ из  взрослых». Тогда кто указ? Остаются сверстники. А  если еще и  они отвергли, ребенок остается один,  включается механизм саморазрушения.

У  нас есть механизмы самовыживания, самосохранения, саморазвития и  саморазрушения. Мы, родители, ребенка ставим в  позицию саморазвития, но  если он, живя в  условиях саморазвития, находит мотивы для саморазрушения (это случается, когда ребенок в  депрессии), то  он  задается вопросами: «А  зачем я  живу? Я  никому не  нужен». Так бывает и  у  подростков, и  у  дошкольников. Но  у  дошкольников еще нет мыслей сознательно прекратить свою жизнь, там другие формы бегства: болезнь, виртуальный мир и  т.  д.  А  подростки думают: «Зачем мне жить, зачем мучиться?»  И  получается, что кто-то бежит из  семьи, а  кто-то из  жизни. Причем когда они убегают, то  надеются, что вот там где-то будет лучшая жизнь. Там найдутся какие-то люди, которым они нужны. Что это будут за  люди? Криминальная среда, такие  же люди-бегунки. И  среди бегунков они находят себе место, думая, что здесь их  место в  мире. А  мы  понимаем, какая там ситуация, какие условия, и  как может измениться характер, личность в  целом…

Главные условия нормального развития ребенка — мера принятия матерью своего ребенка

Под новостью о  14-летней Милане Замалиевой , которую нашли на  границе с  Казахстаном, многие комментаторы «БИЗНЕС Online» называли в  качестве причины ее  бегства гормоны. Вообще-то у  всех гормоны. Но  когда у  меня есть подруга или друг, когда у  меня есть какой-то интерес, смысл жизни, тогда гормоны наоборот активизируют. А  здесь получается, что кроме возможных сексуальных отношений, больше гормоны ни  на  что не  влияли. Потому что у  нее, вероятно, не  было удовлетворяющего ее  круга общения, не  было интересов, отсутствовали поддержка и  понимание. Предполагаю, что она убежала с  этим юношей, потому что считала  — он  мог помочь  ей. А  тот, в  свою очередь, мог сам оказаться в  подобной ситуации, потому они нашли взаимопонимание.  

Почему увеличивается число детей-беглецов? А  кто их  родители  —  это поколение 1990-х. Казанским беглянкам 14-15 лет, значит, родились в  2004–2005 годах. В  какие годы формировалась личность их  матерей? Конечно, тот период оказал  влияние не  на  все поколение взрослых. Но  не  принимать этот фактор то  же было  бы неправильно.

Вообще, я  хочу сказать, что первоначально всегда нужно искать причину в  семье. Всегда. Главные условия нормального развития ребенка  —   мера принятия матерью своего ребенка. И  согласно тем исследованиям, о  которых я  писала выше, 38 процентов мам отвергают своих детей. То  есть это не  брошенные дети, от  которых отказались в  роддоме или еще как-то. Это непринятие своего ребенка, потому что он  не  такой, каким его видят, каким его представляют. Как проявляются эти дети? Прежде всего, это дети-жертвы, дети с  очень высокой степенью трудолюбия. Они трудолюбивы и  в  семье, и  в  общественном учреждении. Нормально  ли хотеть ребенку трудиться? Конечно, с  точки зрения ребенка нет, но  мы  же это приветствуем. Вопрос: почему он  трудится? Почему такие дети тянутся к  учителю, к  нянечке в  детском саду? Потому что его принимали и  хвалили в  семье, когда он  приносил пользу. А  раз пользы нет, значит, ему кажется, что его не  замечают. Дальше ребенок развивается с  позиции жертвы.

Одна из причин непринятия — «мой ребенок не соответствует моему идеальному образу ребенка». Таких детей водят по всяким кружкам, секциям, бассейнам и т. д.  Мама любит сверхразвивать своего ребенка, чтобы демонстрировать его успехи

Одна из  причин непринятия  — «мой ребенок не  соответствует моему идеальному образу ребенка». Таких детей водят по  всяким кружкам, секциям, бассейнам и  т.  д.  Но  ведь его воспитывают и  развивают чужие люди. А  мама? Она работает, чтобы его везде водить. Хотя в  то  же самое время для ребенка важнее отношения с  самым близким человеком, понимающим и  поддерживающим  его. А  мама любит сверхразвивать своего ребенка, чтобы демонстрировать его успехи. Вот мамочка сидит на  утреннике, ее  сын поет в  хоре  — она рада. А  другая нет, потому что ей  хочется, чтобы ее  сына «продемонстрировали» персонально. Потому что она думает, если его вот так показывают, что он  такой уникальный, тогда и  она неплохая мама. Хотя на  уровне подсознания она знает, что плохая мать, так как и  у  нее нет 100-процентного принятия своего ребенка.

Еще одна категория: сверхтревожные мамы, которые и  шагу не  дают ступить. От  этого дети тоже бегут. Ведь тревожность бывает ситуативная, которая возникает в  ситуации опасности (неопределенной). Когда она миновала, разрешилась, человек успокаивается и  перестает тревожиться. А  вот эти матери видят опасность там, где никакой другой нормальный человек с  нормальной психикой ее  не  увидит. Получается, что она сверхопекает ребенка, и  особенно ее  страшит, что он  свяжется с  плохой компанией. Но  чего на  самом деле боится такая мама? Одиночества. Потому что, если ребенок уйдет от  нее, то  не  будет близких, ради которых можно жить. Она привязывает свое дитя к  себе и  делает беззащитным. По  мере своих возможностей она реализует все его потребности, не  обучая его самого справляться с  какими-то элементарными заданиями. В  итоге ребенок растет эгоистом, он  привыкает только брать. И  когда он  попадает в  среду, где брать не  у  кого, а  наоборот еще нужно отдавать, и  сверстники его за  это не  принимают, вот тогда у  него случается одиночество.

Причиной, побуждающей ребенка к разным формам ухода от сложившейся жизненной ситуации, является его школьная жизнь. Все больше внимания общественности и родителей привлекает проблема насилия, прессинга, буллинга

Также причиной, побуждающей ребенка к  разным формам ухода от  сложившейся жизненной ситуации, является его школьная жизнь. Все больше внимания общественности и  родителей привлекает проблема насилия, прессинга, буллинга. Работа по  данной проблеме развернулась и  в  системе образования в  Татарстане. На  прошедших августовских встречах с  педагогической общественностью республики широко обсуждались вопросы:  что  же такое буллинг, каковы его формы и  причины, кто является участниками буллинга, как осуществлять профилактическую работы по  его предупреждению.  Ведь, несомненно, в  ситуации прессинга в  школе, подросток тоже может решиться на  побег, на  уход из  жизни.

Отсюда получается, что ребенок думает, что если он  никому не  нужен, как, например, сверстник, достойный уважения, признания, тогда он  может занять неравную позицию, а  позицию над кем-то (тогда он  сам будет осуществлять прессинг, если это сильный тип). Либо согласиться, чтобы прессинг осуществляли над  ним. А  сколько может психика выдержать? Поэтому убегая, он  надеется, что найдет людей, понимающих  его. Но  в  основном-то его принимают такие  же, как  он. И  поначалу ребенок рад, мол, я  такой  же, они меня понимают. В  итоге он  все больше и  больше отдаляется от  своих близких.

Но  почему он  закрывается в  школе? Есть, скажем так, стили отношений: авторитетный, принимающий, авторитарный, подавляющий, безразличный, либеральный, попустительский. И  вот в  каком стиле относятся к  ребенку семье, к  такому стилю он  привыкает. В  этом стиле он  начинает общаться в  школе и  со  сверстниками, и  с  педагогами. Вот не  бывает так, что все хорошо в  семье, а  у  ребенка вдруг начинаются проблемы. Но, если  же в  семье действительно все хорошо, и  это принимающая, добрая и  понимающая семья, значит, ребенка надо вести к  психиатру или к  нейропсихологу.

Приведу тут, пожалуй, пример. У  меня был групповой тренинг, в  котором участвовала сверхобеспеченная бизнес-леди со  своей 15-летней дочкой. Девочка живет в  своей комнате, у  нее там телевизор, там  же она  ест. Вдруг она попросила сделать себе отдельные ванную комнату и  туалет. Так вот на  одном из  занятий выяснилось, что ее  само большое желание  — с  мамой лепить пельмени. Хотя по  факту  дело вовсе не  пельменях, ей  просто хочется с  ней вместе посидеть на  кухне. При этом сама мама думала, что все прекрасно, ведь у  дочери есть все, что только может быть. На  мой вопрос, в  чем нуждается дочь, она отвечала: «Ни  в  чем». И  только главное, что нужно было дочери, она не  давала  — тепла.

На вопрос, в чем нуждается ее дочь, сверхобеспеченная бизнес-леди отвечала: «Ни в чем». И только главное, что нужно было дочери, она не давала — тепла

Если все  же так случилось, что ребенок сбежал, ушел из  дома, но, к  счастью, вернулся (или его вернули) домой, как с  ним потом себя вести? Во-первых, ни  в  коем случае с  порога не  нужно ему предъявлять своего негодования, недовольства, обвинения (это обострит его предшествующее негативное состояние). Да, как только он  пришел, переступил порог, не  надо обсуждать его поступок и  вообще поднимать эту тему. Надо просто спокойно обсудить и  понять, чего ему не  хватало.

Во-вторых (чтобы завоевать доверие ребенка и  создать условия для откровенного разговора), стоит привести случаи из  своей жизни или жизни различных (придуманных) персонажей, показывающих, что обращение за  помощью к  другим людям, может помочь найти выход из  трудной ситуации. Нужно научить ребенка не  бояться неуспеха, неудачи, а  рассматривать их  как ступень к  дальнейшему развитию.

В-третьих,  если уж  наказываешь ребенка, делай это строго, но  справедливо, и  до  конца (так говорил Выготский). Не  нужно бросаться угрозами, которые в  действительности почти никогда не  реализуются. Наказание должно быть справедливым. Такое понимание формирует у  ребенка здоровые отношения с  родителями и  адекватную самооценку.

Кроме того, не  следует напоминать ребенку о  его проступке: он  уже ответил за  него и  теперь чист. В  противном случае у  него формируется комплекс вины и  неполноценности. При этом ни  в  коей мере не  надо оценивать его поступок, нужно показать, что вы  на  его стороне.

В-четвертых, переходя к  разговору о  том, что  же сделал ребенок, спросите прямо: «Что, с  твоей точки зрения, мы  сделали не  так? Как  бы ты  хотел, чтобы мы  изменились?». Да, дети часто, молчат или боятся отвечать, или не  могут сформулировать свой ответ. Тогда можно начать перечислять, почему могут убежать другие дети (лучше в  обезличенной форме, как будто это касается не  его). Вот убегают потому-то и  потому-то, или вот поэтому. И  либо ребенок начнет говорить, либо как-то отреагирует на  одну из  причин. Они имеют свои переживания, просто не  может их  осмыслить.

Переходя к разговору о том, что же сделал ребенок, спросите прямо: «Что, с твоей точки зрения, мы сделали не так? Как бы ты хотел, чтобы мы изменились?»

Еще один практический совет: научить ребенка словами передавать свои мысли и  переживания. Суть такого приема вербализации заключается в  том, что взрослый высказывает своими словами (безоценочно), что может думать и  чувствовать ребенок в  данной ситуации. «Ты  рассердился (кричишь, дерешься), потому что хотел то-то, а  тебе запретили, потому-то и  потому-то?». После нескольких таких ситуаций ребенок, скорее всего, сумеет сказать, объяснить свои намерения. В  конечном итоге, все это приведет к  взаимопониманию и  взаимодействию.

Нужно  ли выразить свое отношение к  побегу? Да. «Меня расстроил твой поступок, ведь я  тебя люблю», «Я  в  недоумении», «Чем я  тебя огорчила?». Безусловно, многие дети могут манипулировать, угрожать: «Убежал один  — раз убегу и  еще». И  бедные родители не  знают, что делать, чтобы ребенок эту угрозу не  воплотил в  жизнь. Если все  же достучаться не  удается, и  ребенок продолжает угрожать, манипулировать, стоит прямо сказать, что он  свободен в  принятии своих решений. Не  надо выкрикивать в  сердцах: «Ну  и  уходи» или что-то в  таком духе. Просто скажите, что он  может делать то, что считает нужным. Почему? Потому что если он  сам принимает решение, значит, он  сам и  отвечает за  него, за  свой поступок. Мы, таким образом, формируем его ответственность. И  если у  ребенка есть выбор  — у  него появляется чувство свободы (хотя, с  нашей точки зрения, это лишь иллюзия). Но, сделав свой выбор, приняв решение, он  берет ответственность на  себя.