Мужское воспитание

…Водить автомобиль я научилась в школе. Мальчишек в 9–10-х классах тогда, в семидесятые годы, учили автоделу от военкомата, а девчонки шили на уроках труда фартуки, прихватки и купальники из ситца. С пятого класса… Менялись только цветочки на ситце и размер. Осточертело, сил нет. Мы с Лариской Жук пошли к директору и заявили, что хотим учиться автоделу. Ираида Михайловна долго нас отговаривала. Мол, недевичье это занятие. Одним из самых веских аргументов был маникюр – к девятому классу ногти у меня были по полсантиметра. Красить их не красила, учительница химии Евгения Ивановна тут же ацетоном оттирать заставит даже бесцветный лак. Но вот их длина… Директриса красноречиво объяснила, что автодело – это не только уроки вождения, но и практические занятия по ремонту автомобиля. Так что с маникюром придётся расстаться. Но нас было не испугать. Без лишних слов взяли из карандашницы на столе ножницы и отстригли ногти тут же, не сходя с места. И победно ссыпали их в мусорное ведро. Директриса сдалась и разрешила нам с Лариской перейти с уроков домоводства на автодело.

Оно и вправду оказалось очень увлекательным занятием. К тому же вели уроки два человека, просто влюблённые в свой предмет. Теорию преподавал Виктор Иванович. Офицер в отставке, небольшого росточка, но по-военному подтянутый, он умел заинтересовать мальчишек и нас настолько, что и после уроков мы оставались в его кабинете и помогали разбирать, чистить, снова собирать все его многочисленные, исправно действующие модели. Хоть Виктору Ивановичу и приклеили кличку Монтажкин, но относились к нему с большим пиететом.

Николай Романович, инструктор по вождению, был совсем другим. Огромный, как дирижабль, любитель выпить, из бывших водил. Думаю, из АТП он в своё время вылетел именно за пристрастие к спиртному. Но удивительно доброжелательный. На нас с Лариской он смотрел как на неизбежное зло – раз велели, значит, придётся девчонок учить.

Школьный «москвичонок» к тому времени уже почил в бозе, обучение вождению шло на допотопном ГАЗ-53 с фанерным верхом. Грузовичок даже заводился не ключом, а стартером в полу кабины. Стартер был старый, так что заводить машину часто приходилось вручную. В довершение ко всему ноги и у меня, и у тоже невысокой Лариски до педалей не доставали, так что за спинку кресла нам пришлось ставить этакую чурочку. Плавно отпустить педаль сцепления и одновременно нажать газ сразу не получалось, машина глохла. Приходилось заводить, а стартер, как вы помните, был полудохлый. Романыч орал как резаный, мальчишек отправлял «крутить кривым стартером». Я на такой выпад огрызалась, что у меня сил не хватит. «У, пуговица», – как-то беззлобно соглашался инструктор и сам заводил машину.

Он придумал извлекать из меня другую пользу. Недели две учил подавать машину задним ходом, обозначив «ворота» двумя ящиками. По два часа в день измывался… Для тех, кто не знает: ГАЗ-53 задним ходом водителю моего роста можно подавать, только наполовину высунувшись из открытой двери и встав одной ногой на подножку. В зеркало заднего вида можно разглядеть лишь борта машины, оба задних колеса – в мёртвой зоне.

Школьная форма того времени была весьма недлинной – юбка моей, например, была ровно тридцать три сантиметра, да ещё и в крупную складку. При чём тут форма? Оказывается, этот факт играл в планах Романыча важную роль. Утром он отпрашивал меня с первого урока, усаживал за руль и мы ехали на заправку. Нам подходила не любая, школьную машину заправляли по специальной безналичной карте только на площади Вахитова. Грузовиков там скапливалось – целая «колбаса», часа полтора можно было простоять. Машину с девочкой за рулём пропускали без очереди. Когда Романыч небрежно бросал мне: «Сдавай к колонке», а сам шёл платить, напротив колонки собиралась толпа зевак. Чего уж они там такого видели, чтобы без очереди нас пропускать, не знаю, но аттракцион действовал безотказно.

Зато меня никто не заставлял мести в гараже пол, мыть в солярке добытые правдами и неправдами запчасти или оттирать пятна краски. Обычно Романыч великодушно заявлял: «Иди, Пуговица, когти точи. Только завтра в школу не опаздывай». «Когти» к тому времени уже выросли до привычного размера и вызывали неизменное удивление инструктора: «Вот как с такой надставкой можно за руль держаться?»

Директрисе он всегда рекомендовал меня как «лучше любого парня».

Ещё один мой защитник – преподаватель начальной военной подготовки. Нужно сказать, что с пятого класса я ходила в знамённой группе школы, так что строевому шагу, поворотам и разворотам нас учили на совесть. Призы со смотров, проводимых пару раз в год, уже заняли в пионерской комнате полшкафа. У военщика просто глаза увлажнялись, когда мы под барабанный бой шли на торжественной линейке. Народ вокруг откровенно потешался, видя, как он тычет локтем в бок Монтажкину со словами: «Ты посмотри, как она носок тянет, как угол режет! Хоть сейчас в кремлёвскую роту!» Если к этому добавить тот факт, что я быстрее всех девчонок в классе собирала «калаш» и училась автоделу, то нетрудно догадаться: Ать-два был самым ярым моим защитником на собраниях, когда ругали наш класс.

Из мужчин преподавали ещё математик и физик. Виктор Николаевич – природный интеллигент, красавец, умница, почему-то получил у нас прозвище Башмак. Тем не менее его уважали. Во многом за то, что и он относился к нам с неизменным уважением. Например, класса с шестого он обращался ко всем на «вы». В жизни никто не слышал, чтобы он повысил голос. И к нашим «милым шалостям» на уроках вроде перестукивания при помощи азбуки Морзе относился снисходительно. Пару раз прочитал наши секреты и – деликатный человек! – тоже морзянкой, только раз в десять быстрее нашей, простучал обещание в следующий раз написать замечание в дневник. Больше его урокам никто из нас не мешал.

А однажды Виктор Николаевич застукал меня на занятии за чтением посторонней литературы. Дело было так. Мы с подружкой-одноклассницей Альбинкой Сагдеевой готовили к уроку обществоведения конспекты (у неё в семейной библиотеке было полное собрание сочинений В.И.Ленина). И за томами трудов вождя мировой революции обнаружили несколько книг эротического содержания. По нынешним меркам ничего страшного там и не было. Как сейчас помню, «Декамерон» Боккаччо, «Озорные рассказы» Бальзака и вся «Анжелика».

Понятно, дома такое не почитаешь, поэтому читали в школе. В общем, «Озорные рассказы» у меня обнаружил на математике Виктор Николаевич. И обомлел, не зная, как на это реагировать. Попросил зайти в учительскую. По-моему, ему было более неудобно, чем мне. Потому что он, видимо, читал уже эту книгу, а я ещё нет, только раскрыть успела. Поэтому держалась независимо и доказывала, что классику должны читать все. Он вздохнул и посоветовал: «Ну, попоз-же и хотя бы не на уроке». На всякий случай всё же попросила прощения. Кажется, он это принял.

Ужас испытала, когда начала Бальзака читать. И я ещё доказывала учителю, что все должны это читать?

На уроках математики несколько месяцев сидела тише воды ниже травы, не смея глаз поднять на учителя. И радовалась, что с детства не умею краснеть – сосуды глубоко.

По-моему, Виктор Николаевич ситуацию понял. Во всяком случае, на наших добрых отношениях сей постыдный для меня факт не отразился. Наверное, ещё и потому, что из всего класса, а он у нас был сильный, на всевозможные олимпиады по математике отправляли четверых – меня, мою подругу Светку Збратову, Женьку Смолова и Серёжку Шуралёва. Почти всегда мы были в призах, составляя достойную конкуренцию ученикам школы №131, математической.

Физик Зуфар Ганеевич не обладал ни счастливой внешностью математика, ни его интеллигентностью, ни умением поладить с детьми. Он был прекрасный физик-практик, в его кабинете всё само собой двигалось, открывалось, закрывалось, включалось и выключалось буквально по движению бровей. Но вот преподаватель он был… Подводили слабое знание русского языка и дикция. Вслушиваясь, ещё можно было разобрать одно слово из трёх. Но кто ж будет так напрягаться? К тому же он очень легко отвлекался от темы урока на всякие интересные вопросы – по физике, конечно. И мы вечно подначивали его: выкопаешь в книжке вопрос позаковыристее и: «Объясните, Зуфар Ганеевич!» Редкий урок проходил без подвоха. Это происходило до девятого класса, когда мы выехали на летнюю практику в колхоз. За умение организовать работу и досуг большой группы шестнадцатилетних подростков без ЧП и даже мелких неприятностей и какое-то ангельское, отеческое терпение после трудового лета его зауважали все. И как-то даже по физике подтянулись…

Да, ну как же без мужчин – преподавателей физкультуры! Евгений Александрович по кличке Косой (у него и вправду было ярко выраженное косоглазие) и Юрий Иванович – муж нашей классной руководительницы, любимой всеми Инны Валентиновны – играли в нашей школьной жизни не последнюю роль. Последний бессовестно пользовался слабостью супруги и постоянно отпрашивал меня с уроков, чтобы я играла в шахматы то за торговое училище, то за РОНО, то за какой-то хладокомбинат. Понятия «легионер» в его сегодняшнем понимании тогда ещё не применяли, но я этим легионером была в полной мере.

Тогда в классе было немало ребят, воспитывающихся в неполных семьях. И где-то наши преподаватели-мужчины восполняли роль отцов. Простой пример – наш Виктор Николаевич всегда пропускал на входе не только коллег-учительниц, но и девчонок, придерживая дверь. Пустяк? Не скажите. Самое правильное воспитание – это когда на примере, без нудных нравоучений и лишних слов. Просто потому, что так должно быть. А Виктор Иванович, умевший растолковать азы механики самым бестолковым? А Николай Романович, который буквально мановением руки умел оживить самый дохлый мотор? А Евгений Александрович, умевший и нас учивший и лыжу с клюшкой починить, и первую помощь оказать? Известно же, что кумиром детей становится мастер своего дела, а не тот, кто сюсюкает и всё прощает. Это были наши папы, на которых мы смотрели с уважением и восхищением, потому что это были настоящие Мужчины. Учителя…