Живительный глоток чеховских «почему?»

Спектаклем «Три сестры» московская «Студия театрального искусства» открыла гастроли в Качаловском, на сцене которого в рамках Международного театрального фестиваля «Европа-Россия-Азия» даст еще два спектакля:15 и 16 июня «Записные книжки» Антона Чехова, а 18 и 19 июня — «Самоубийца» Николая Эрдмана.

Предпремьера и березовая роща

Символично, что свое прочтение классики казанцам представил руководитель студии Сергей Женовач — режиссер и худрук МХТ им. А.П.Чехова. На предпремьерной пресс-конференции он представил молодых актрис, задействованных в главных ролях, и своего соавтора – главного художника МХТ Александра Боровского.

В живом диалоге с прессой режиссер еще раз напомнил о своем особом отношении к классике вообще и к Чехову в частности. С сожалением констатировав, что новые драматургические идеи, мягко говоря, в дефиците, Сергей Васильевич подчеркнул: таких глыб, как Шекспир, Брехт или Чехов, каждый из которых являет отдельное театральное мировоззрение, особую систему, в драматургии сегодня нет. Потому Чехова, который в разном возрасте открывается по-разному, надо «перечитывать, объясняясь ему в любви».

Юные актрисы, по возрасту едва не моложе своих героинь, демонстрировали согласие с руководителем, но монологами прессу не баловали. Акулы пера также не докучали им вопросами, навалившись на режиссера, который радовал искрометным юмором и философским взглядом на критику. Дескать, единомыслия в оценке нашей работы не ждем, рады положительным отзывам от приятных нам людей и отрицательным – от неприятных.

Казанской публике, не избалованной Чеховым на местных сценах, было, безусловно, интересно, насколько «авангардной» она окажется, с учетом того, что впервые была поставлена 118 лет назад именно в МХТ. И, забегая вперед, скажем, что лучших ожиданий публики москвичи не обманули, представив аутентичного Антона Павловича во всей гениальной точности его бытописательства.

С малой сцены, по завершении пресс-конференции, вся публика, включая гостей и гостеприимного хозяина Александра Славутского, плавно перетекла в фойе театра, где за длинным столом зрителей ждали самовар, яблоки, пироги и варенье. Так участники в ходе перфоманса оказались за именинным столом одной героинь предстоящего спектакля Ирины (Елизавета Кондакова). С этой же сцены, празднования именин, начинается и сама театральная постановка.

Второй неожиданностью для зрителя, и снова приятной, стало сценическое оформление, идею которого, как утверждал один из лучших сценографов страны и главный художник МХТ им. А.П.Чехова Александр Боровский, он «подсмотрел» во сне. Через всю сцену протянулась… березовая роща, на все четыре акта, за исключением финальной сцены, вполне гармонично заменившая и гостиную с колоннами в доме Прозоровых, и комнату сестер, и террасу дома, и старый сад с еловой аллеей к реке….

«Если бы знать!»

Безусловно, по окончании спектакля, за который режиссер и актеры были награждены долгими аплодисментами, каждый зритель уходил со своими выводами из только что прожитого с труппой, с собственным вариантом ответа на вечные чеховские «почему?».

Почему бы им всем не быть счастливыми: батарейному командиру Вершинину с Марией Прозоровой , барону Тузенбаху с ее сестрой Ириной?

Но, как замечает незадолго до смерти на дуэли барон Тузенбах, «Какие пустяки, какие глупые мелочи иногда приобретают в жизни значение, вдруг ни с того ни с сего. По-прежнему смеешься над ними, считаешь пустяками, и все же идешь и чувствуешь, что у тебя нет сил остановиться».

Так и идет каждый из героев пьесы «своей», не им избранной, а кем-то спровоцированной, навязанной или подсказанной стезей. Как Андрей Прозоров, меланхолично наблюдающий за тем, как его жена Наталья, подобно сорняку, разрастается на весь родительский дом Прозоровых, выдавливая из него все живое.

И жизнь, как песок, утекает у героев сквозь пальцы, пустая и бесцельная. А то, что они выдают порой за мечты, — не сущая ли блажь?

«Отчего мы, едва начавши жить, становимся скучны, серы, неинтересны, ленивы, равнодушны, бесполезны, несчастны…» – вопрошает Андрей и ищет вину в окружении: «Город наш существует уже двести лет, в нем сто тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других, ни одного подвижника ни в прошлом, ни в настоящем, ни одного ученого, ни одного художника, ни мало-мальски заметного человека, который возбуждал бы зависть или страстное желание подражать ему. Только едят, пьют, спят, потом умирают… родятся другие и тоже едят, пьют, спят и, чтобы не отупеть от скуки, разнообразят жизнь свою гадкой сплетней, водкой, картами, сутяжничеством, и жены обманывают мужей, а мужья лгут, делают вид, что ничего не видят, ничего не слышат, и неотразимо пошлое влияние гнетет детей, и искра божия гаснет в них, и они становятся такими же жалкими, похожими друг на друга мертвецами, как их отцы и матери…»

И снова повисает извечный русский вопрос «Кто виноват?».

«Жизнь тяжела, — констатирует Вершинин. — Она представляется многим из нас глухой и безнадежной, но все же, надо сознаться, она становится все яснее и легче, и, по-видимому, недалеко время, когда она станет совсем ясной. Прежде человечество было занято войнами, заполняя все свое существование походами, набегами, победами, теперь же все это отжило, оставив после себя громадное пустое место, которое пока нечем заполнить; человечество страстно ищет и конечно найдет. Ах, только бы поскорее!».

Только чем это изменило бы его жизнь – человека, живущего с нелюбимой истеричной женщиной ради любви к двум малолетним дочерям? Или жизнь машиного мужа-рогоносца, виноватого лишь тем, что жена его никогда не любила?

Иногда кажется, что самым честным образом поступает лишь военврач Чебутыкин, не строящий планов, а, вместо пустых разглагольствований о смысле, парадоксально честно прячущийся за удобную теорию: «Ничего нет на свете, нас нет, мы не существуем, а только кажется, что существуем… И не все ли равно!».

Да, и мало чем, по сути, отличаются от этого « сплава по течению» ничем не подкрепленные надежды сестер обрести новое любимое дело, личное счастье и достаток, всего лишь переехав в Москву, город своего давно прожитого детства, и бросив постылую работу.

«О, милые сестры, жизнь наша еще не кончена. Будем жить! — призывает в финале старшая сестра Ольга. — Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!».

P.S. Безусловно, при желании можно «наскрести» претензий и к постановке, и даже к Антону Павловичу. Но зачем? Ведь бесспорно можно констатировать, что встреча казанского зрителя с Чеховым состоялась, став живительным глотком из чистого источника вечных вопросов, только и дающих человеку право зваться человеком. Можно с уверенностью предсказать полный аншлаг и следующей пьесе «Студии театрального искусства», написанной по материалам записных книжек А.П.Чехова. «Записные книжки» пройдут в Качаловском 15 и 16 июня, и 16 июня же в 12 часов на Малой сцене театра состоится творческая встреча с артистами, занятыми в этом спектакле. А на вторник 18 июня на 16 часов назначена творческая встреча с художественным руководителем-директором Московского художественного театра им. А.П.Чехова и «Студии театрального искусства», лауреатом Государственной премии России, заслуженным деятелем искусств России, профессором РАТИ-ГИТИС Сергеем Женовачом.

Владимир МАТЫЛИЦКИЙ

Фото: https://vk.com/teatrkachalov