ТАТАРСКИЙ БАХ

В сентябре исполнилось бы 70 лет композитору Шамилю ШАРИФУЛЛИНУ, профессору Казанской государственной консерватории имени Н. Г. Жиганова, лауреату премии Союза композиторов России имени Д. Д. Шостаковича, заслуженному деятелю искусств РТ, лауреату Государственной премии РТ имени Г. Тукая. О непростой и удивительной судьбе Шамиля Камилевича рассказала его дочь Гузель АБУЛЬХАНОВА.

В галерее национального музыкального искусства фигура композитора Шамиля Шарифуллина всегда стояла особняком: он в
26 лет стал всесоюзно известным автором хоровой музыки, с юности серьезно исследовал фольклор, проявился как инноватор и в то же время успешно продолжил линию творческого развития наших татарских композиторов­-классиков.

Меня всегда поражали отцовские глубочайшие познания в самых различных областях науки и культуры, умение мыслить стратегически в искусстве и жизни – вот что всегда отличало папу! И когда, спустя много лет, я узнала, что наши предки Каратаевы в начале XVIII века по приказу Петра I были наделены землями в Ульяновской области и у нас в роду было шесть поколений священно­служителей, хазратов, шейхов, мулл, многое стало понятнее…

Шамиль Шарифуллин родился 13 сентября 1949 года недалеко от поселка Фараб Чарджоуской области Туркменской ССР. Суеверные родители, испугавшись числа 13 – чертовой дюжины, записали его ровно на 13 дней позже – 26 сентября.

Однажды бабушка Халима Алимджановна Каримова, урожденная Каратаева, взяла внука с собой на кладбище, к деду. Шамиль впервые услышал, как бабушка поет нечто совершенно незнакомое и красивое и спросил, что это было такое, на что получил ответ: «Сынок, закрой свои уши и забудь, тебе это знать не нужно!» На дворе шел 1955 год, и полностью запрещалось все, что хоть как­-то было связано с религией… Однако красивые мелодии еще долго крутились в голове и не давали покоя.

Название поселка Фараб происходило от греческого «Феребр» – это местность, где когда­то проходили войска Александра Македонского. Кроме названия там не было ничего примечательного: пустыня, верблюжья колючка, арыки с мутной среднеазиатской водой, где купались мальчишки, и полный интернационал! В поселке жили туркмены, узбеки, русские, татары, азербайджанцы, лезгины и многие другие. Во всех дворах звучала разная национальная музыка, все дружили, ходили друг к другу в гости. Может быть, именно благодаря этому раннему знакомству с многообразным фольклором и возникла впоследствии у мальчика тяга к народной музыке?

Одно событие совершенно перевернуло жизнь подрастающего Шамиля. Ему было уже 13 лет, когда он по радио впервые услышал увертюру из оперы Вагнера «Тангейзер». Он был просто потрясен! В тот день захотел серьезно заниматься музыкой, попросил родителей купить ему баян, и они сына поддержали.

Родители мальчика не были музыкантами, но мама Лейла Яхиевна прекрасно пела, а отец Камиль Сунгатуллинович играл на скрипке и мандолине, а впоследствии освоил науку настройки фортепиано и работал настройщиком в Чарджоу (ныне город Туркменабад Лебапского велаята). По вечерам дома часто устраивались концерты, где мама пела, а отец и соседи играли музыку разных народов.

Единственным местом в поселке, где можно было получить хоть какое­то музыкальное образование, был клуб при хлопкозаводе, куда и стал ходить Шамиль. Потом он занимался с педагогом в городе Чарджоу, пройдя за один год весь курс музыкальной школы­семилетки. Затем окончил ашхабадское музыкальное училище, после чего принял решение поступать в Казань – на свою историческую Родину.

В казанском музучилище молодой человек попал к замечательному педагогу Василию Павловичу Плетневу, отцу нашего выдающегося пианиста, победителя Международного конкурса имени П. И. Чайковского Михаила Плетнева. Шамиль каждый день вставал в 4 утра, чтобы до 8:30, до начала лекций, успеть позаниматься в классе. Результатом упорного труда стало лауреатство на Всесоюзном конкурсе баянистов Поволжья.

В это же время молодой человек увлекся композицией и представил на конкурс в казанском музыкальном училище несколько своих работ: «Скерцо», «Вальс» и «Юмореску» для двух баянов. Посещая консультации по композиции у двух педагогов – Альберта Семеновича Лемана и Анатолия Борисовича Луппова, Шамиль получил две противоположные рекомендации. Первый советовал искать свой стиль, второй – навсегда прекратить занятия композицией.

Шамилю Шарифуллину педагоги прочили прекрасное будущее солиста-­баяниста, и он в 1969 году собрался поступать по этому профилю в Казанскую консерваторию. Но на последнем экзамене встретил в коридоре консерватории профессора Лемана, который поинтересовался, на какой факультет поступает абитуриент. Узнав, что на факультет народных инструментов, профессор предложил перенести документы на теоретико­композиторское отделение и пообещал договориться о сдаче экзамена по гармонии.

Так профессор Леман сыграл ключевую роль в судьбе будущего композитора, направив его в нужное русло. И в дальнейшем советы Альберта Семеновича всегда становились маяками на жизненном пути. Например, на втором курсе Шамиль Шарифуллин написал сонату для скрипки и фортепиано, и она имела успех на пленуме Союза композиторов осенью 1971 года. Однако Альберт Семенович Леман сказал следующее: «Шамиль, соната написана мастерски, но путь, по которому вы идете, приводит в пустыню!» После этих слов мэтра молодой композитор всерьез задумался о том, что действительно, он должен найти себя, неповторимый стиль, сказать свое слово в искусстве…

В 1974 году из­-под пера Шамиля Шарифуллина родилось на свет первое в татарской музыке органное сочинение – вариации для органа. Тогда же появились восемь обработок народных песен.

Молодого композитора очень заинтересовал мунаджат – лирико­эпический жанр в музыкальном творчестве татар, который имеет еще языческие, доисламские истоки и испытал значительное влияние исламской литературы, в частности суфизма.

Как было сказано, Шамиль с юности запоминал и записывал народные мелодии. А будучи студентом Казанской консерватории, начал регулярно ездить в экспедиции в Ульяновскую область, изучать там особенности фольклора различных этнических групп, обрядовые песни (календарные, земледельческие, гостевые, свадебные) и давать второе дыхание самым древним пластам народной музыки: мунаджатам, баитам, дастанам.

С 1972 года Шамиль Шарифуллин работал заведующим кабинетом музыки народов Поволжья, бережно собирал жемчужины народного творчества. Результатом этого многолетнего труда стали не только музыкальные произведения, но и книжные труды. В 1997 году композитор издал программу для детских музыкальных школ «Татарская народная музыка», подготовил к выходу в свет сборник «Сак-­Сок», «Антологию­путеводитель по татарской народной музыке» в нескольких частях, где подробно систематизировал фольклор детства, юности, зрелости и старости.

За тридцать лет работы композитор собрал и расшифровал свыше шестисот народных мелодий. В 1970-­е годы именно Шамиль Шарифуллин ввел в научный обиход выражение «традиционное книжное пение», которое сегодня широко используется ведущими фольклористами Татарстана.

В 1975 году, в возрасте 26 лет, композитор написал хоровой концерт «Мунаджаты» в семи частях, в основе каждой из них – старинные напевы и мелодии. Первая часть «Этот мир» включает древние строки народного мунаджата суфийской мистической традиции, записанные композитором от бабушки. Вторая часть «Проявляет» написана в жанре восточной газели, в поэтических метрах системы аруз. В третьей части «Мечты» автор сознательно заменил обращение к богу Тенгри словами: «Аллах, Аллах, скажу я». Потрясает по красоте поэзии и силе музыки центральная часть «Будет день». В пятой части «Заклинание» Шамиль Шарифуллин использовал семь начальных аятов из 36-­й суры Корана «Йасин». Используя текст аятов, автор стремился создать своеобразный звуковой, сонорный эффект огромной толпы людей, читающей вслух эту суру в большой и просторной гулкой мечети, с помощью народного коранического распева. Шестую часть «Ой-­ёй, горькая смерть» по структуре стиха и мелодии можно отнести к наиболее древним образцам элегической поэзии татарского народа, восходящей к ритуальной поэзии древних тюрок. По материалу это редкий образец ритуального плача.

Первым слушателем хорового концерта стал ректор консерватории Назиб Гаязович Жиганов. В его кабинете произведение исполнялось на ректорском белом рояле. После окончания Жиганов вскочил и выбежал из кабинета. Через несколько минут появился с проректором Семеном Басовским и попросил еще раз сыграть «Мунаджаты». А после этого Жиганов спросил Басовского, знает ли тот, что сейчас произошло. Басовский отрицательно покачал головой, на что Жиганов сказал: «Семен Зеликович, запомните этот момент! Вы присутствуете при рождении новой страницы в татарской музыке!»

Было принято решение об исполнении хорового концерта хором консерватории под руководством профессора Семена Абрамовича Казачкова на ХIV пленуме Союза композиторов Татарии в декабре того же года. Но было одно но. Название, которое вызвало массу негодования партийных чиновников… Назиб Гаязович посоветовал название поменять, но композитор был непреклонен, ведь в таком случае потерялся бы весь смысл слов, музыки и передачи древней информации! Как ни отговаривал дальновидный Жиганов Шамиля Шарифуллина, ничего не получилось.

В течение двух месяцев руководитель хора Семен Абрамович Казачков находился в состоянии нерешительности и серьезных раздумий по поводу исполнения сочинения молодого автора – слишком уж это казалось рискованным. Но в конце концов профессор консерватории решил пойти ва-­банк и исполнить хоровой концерт «Мунаджаты» на пленуме.

Это произошло 8 декабря 1975 года в переполненном актовом зале Казанской консерватории. Хор консерватории исполнил а капелла концерт «Мунаджаты» тогда еще мало кому известного композитора Шамиля Шарифуллина. Такого успеха не ожидал никто! Зал буквально скандировал «Браво!» и не отпускал исполнителей и композитора со сцены. Хотя, конечно, были и скептически отреагировавшие музыканты, в том числе очень известные личности, которые качали головой и не принимали участие в бурных аплодисментах…

На следующий день хор пригласили выступить в Клуб имени Тукая, где располагался Союз писателей Татарии. И концерт «Мунаджаты» повторно прозвучал для литераторов Татарии, среди которых были тогда еще молодой Равиль Файзуллин, Роберт Батуллин, а также признанные мастера, такие как Сибгат Хаким.

И вновь была бурная реакция зала на исполнение произведения. Сибгат Хаким сказал: «Шамиль, ты решился сделать то, чего мы хотели, но боялись и о чем молчали много лет!» После продолжительных аплодисментов писатели чуть ли не на руках вынесли молодого композитора, воодушевленные музыкой и исполнением.

Но жизнь всегда полна противоречий. Практически сразу после триумфального дебюта две очень известные в сфере искусства личности побежали с доносами в обком. Жаловались, что Шамиль Шарифуллин пропагандирует религиозную тематику… Результатом этого «похода» стало наложение запрета на издание произведений композитора по всей России: рукописи повсеместно возвращали без объяснений и не издавали. Самое любопытное, что именно эти две личности спустя много лет, когда уже будет можно, во всеуслышание заговорят о композиторе прямо противоположное…

Парадокс жизни и творчества Шамиля Шарифуллина состоял в том, что почти всю его музыку везде с огромным удовольствием исполняли, но не издавали. Ноты концерта «Мунаджаты» были напечатаны спустя… двадцать восемь лет в «Таткнигоиздате», в 2003 году! Хотя произведение давным-­давно прочно вошло в репертуар многих хоровых коллективов, постоянно исполнялось на концертах и конкурсах по всему миру и даже звучало в Ватикане, на фестивале хоровых культур 1987 года.

И первую свою награду как композитор Шарифуллин получил не в ТАССР, а сразу на уровне страны, в Москве. В 1985 году независимое жюри во главе с крупнейшим композитором современности Родионом Щедриным вручило Шамилю Камилевичу премию Союза композиторов России имени Дмитрия Шостаковича за концерт для оркестра «Джиен» (1981) и концерт для хора «Деревенские напевы» (1976).

Это признание пришло в самый разгар неудач, когда прекрасные песни, которые спустя двадцать лет войдут в золотой фонд татарского романса, не проходили худсовет по разным причинам, когда рукописи возвращали, а коллеги по цеху не принимали новаторского музыкального языка.

Последнее произведение Шамиля Шарифуллина, написанное специально для известного московского контратенора Рустама Яваева, называлось тоже «Мунаджат». Оно являет собой величие и красоту татарской народной музыки, повествуя о суете всего земного…

Нужно сказать, что лишь в 1990­-е годы в среде современных татарских композиторов стали рождаться произведения, отображающие или цитирующие народные мелодии (например, труды Рашида Калимуллина, Масгуды Шамсутдиновой). Но стоит признать, что мало кто так серьезно проработал фольклор татарского народа, как это сделал Шамиль Шарифуллин!

Именно его профессионалы называют «татарским Бахом», потому что пока никто из композиторов не процитировал синхронно семь (!) народных татарских тем, как это сделал мастерски Шарифуллин в концерте для оркестра «Джиен», и не написал двойной фуги для оркестра (вторая часть «На работу» из цикла «Татарские буколики»). Это техника высшего пилотажа, подвластная лишь тому, кто умеет работать во всех жанрах и стилях. Наследие композитора Шарифуллина огромно – это камерная, хоровая, симфоническая музыка, музыка для детей, к кинофильмам, песни, романсы и многое другое. Еще ждет своего часа издание его научных трудов, ждут постановки его великолепные балеты.

Имя Шамиля Камилевича достойно того, чтобы им был назван крупный фестиваль искусств, который, надеюсь, в ближайшем будущем появится в Татарстане.

Народный поэт Равиль Файзуллин при жизни Шамиля Шарифуллина сказал о нем следующее: «Из профессиональной татарской музыки ушли очень большие личности, такие как Назиб Жиганов, Рустем Яхин, Фасиль Ахметов… Пришло дикое время. Осталось чистое поле и на нем – только фанатично преданные большому искусству таланты. Среди них я считаю одним из первых Шамиля Шарифуллина, потому что он сочетает в своем творчестве глубокие и древние национальные корни, музыкальную современность и большую интеллектуальную силу» .

Этот небольшой материал, приуроченный к 70-­летию со дня рождения композитора, хочется закончить цитатой из текста последней части концерта для хора «Мунаджаты», которая, на мой взгляд, может быть путеводителем в жизни для всех, независимо от пола, возраста и принадлежности к той или иной конфессии:

Бывает иногда: приходят в душу горести-­несчастья,

Но ты смотри на мир открытым, ясным взором.

О священный! Слезы из глаз моих льются беспрестанно,

Когда я окидываю мысленным взором Возлюбленного, пылающего в огне этого мира.

Просят тебя и тот, кто убог, и другие, совершившие злодеяния.

 В мире вместе с игрой существует и блаженство, которое его наполняет.

 Не отдавай из рук в руки ненависти и презрения самое дорогое – свою душу,

Обрати свое милосердие и благодарность свою на путь друзей своих.

Люби жизнь, люби народ, люби мир своего народа.

 То, что мы умрем, известно, но пусть для тебя это не будет сожалением.

 Будь широк душой, изнутри, если услышишь хулу, скажи, это мелочь,

 Пусть топчут, ругают тебя, но пусть душа твоя останется незапятнанной.

(Слова народные и Г. Тукая.

Подстрочный перевод Ш. Шарифуллина)