«На грозовище»: группа «Медвежий угол» выпустила новый альбом, который готовила 10 лет

Как врач стал рокером и придал бунтарской музыке целебности народных кореньев и трав. Он же рискнул обнулить себя на исходе пятого десятка и вернулся в родной город из внутренней эмиграции со щитом, но не на щите — с альбомом десятилетней выдержки, одно название которого несет угрозу внутреннему умиротворению — «На грозовище». Об этом, и не только, в своем первом за последние годы общении с прессой лидер группы «Медвежий угол» Михаил Вырин.

В определенный период эта группа стала на различных рок-тусовках и фестивалях своего рода визитной карточкой Казани. Хотя в последние годы данный статус-кво держался больше, как говорится, по старой памяти. И вот появились хорошие новости для преданных поклонников.

С Михаилом свели знакомство на Яблочном спасе в деревне Красновидово, где он вновь зажег со своей командой. Заочное же знакомство с его творчеством состоялось много раньше. Поэтому разговор быстро перешел на ты и напоминал больше общение двух давно не видевшихся шапочных знакомцев. Таких в Казани у Михаила сейчас, наверное, пруд пруди. С этого и начался наш разговор в редакции «КВ».

— Да, со многими еще не виделся. Три года безвылазно жил на Южном Урале в городе Салават. И вообще с 2013 года мало здесь бывал. В декабре семью перевез в Казань, сам еще мотался туда-сюда. Теперь вот можно сказать снова на исторической родине. Возвращение блудного попугая состоялось.

Жизнь постепенно возвращается на круги своя: вчера, 2 сентября, альбом выпустили, через неделю концерт в Казани, сегодня встреча с журналистом… Кстати, давно не общался с вашим братом, даже как-то волнительно. Хотя прежде обычным делом было. У нас и прямые эфиры шли с выступлений без редактуры.

— Выходит, все возвращается на круги своя. И порукой тому новый альбом. 

 — О, это большая радость! И труд. За первые 10 лет мы записали 4 альбома, следующего те же 10 лет ждать пришлось. «Лучшее» 2014 года не в счет. Песни писались, но с моими разъездами и сменой жительства записать было проблемой. Так что понимаешь, насколько важен для группы этот альбом и настолько там все взвешено…

— Так, значит, песни в нем можно сравнить с хорошим выдержанным коньяком? 

— Не знаю… Сейчас я их ненавижу — столько раз прослушал при сведении, что надо несколько месяцев паузы, чтобы смог эти песни оценить в полной мере.

— Название у альбома, прям, ух — «На грозовище!». Это как-то перекликается с нашими непростыми временами?

— Так совпало. И времена наши — то, что грозы над миром периодически геополитические бушуют. Пандемия в 2020 году все перевернула. Мир уже точно не будет прежним, процессы запустились какие-то иные. Так что будем жить на грозовище. 

И у меня в жизни гроза пронеслась. Я лет пять назад все разом поменял, сломал — ушел, развёлся, женился, переехал… А ещё, было, писать перестал. Окошко в небе захлопнулось, и все — тишина. Немота. Иногда и просится что-то, а нужных слов не находишь, а халтуру же гнать сам себе не позволяешь. В такие периоды люди и в окна выходят, и стреляются, и разное другое вытворяют… Потому, что невыносимо с этим жить. Правда, когда стихи приходят снова, то думаешь, как бы выжить?!

— И какой выход нашелся?

— Как ни странно прозвучит, пошло, когда нас всех заперли по домам — самоизолировали (звучит смешно — нас самоизолировали). И это пошло на пользу. После всего пережитого и образовалось то грозовище, где выросли стихи. Пусть вокруг тебя обугленные головешки, зато ты можешь строить, и себя заново отстраивать. 

— «На грозовище» — это уже иной Михаил Вырин?

— В чем-то определенно. Хотя есть какие-то незыблемые вещи, которые не меняются. Поздновато. Как сказал наш басист Серега Каргин: «Люди не меняются с годами, лишь характер портится».

— Насколько знаю, издать альбом помог краудфандинг*?

— Да. Хотя, я всегда подозревал, что главное, это идея. Творческий импульс и для того, чтобы написать песню, и вообще какое-то дело затеять… Реализуешь это все потом, а сначала тебе шило некое ментальное куда-то втыкается. 

— Ну, идея идей, не всякая находит отклик у людей. Тем более, когда требуется не просто добрым словом поддержать, но и деньгами. 

— Люди помогли. Я не особо верил, а вот жена моя Лизавета, она рекламщик, сказала мне: «Не волнуйся, у тебя большая аудитория, люди с удовольствием помогут, надо сделать лишь так, чтобы они узнали о проекте. Это моя задача, а ты не морочься — пиши песни, играй…». «Медвежий угол» очень активно вел себя и в нулевые, и начале 2010-х, и это сработало. Зазвучало. Кстати, о звуке. «Грозовище» — первый альбом, где я гусли использовал. В 2010, при записи «Меченого весной», в «Сказке о козле» по задумке гусли должны были звучать. Вместо этого я записал четыре гитары внакладку. Мне казалось, что гусли, наверное, именно так и звучат. Когда же волею судеб взял в руки гусли, понял, что и рядом нет… Пришлось осваивать.

— Выходит, всё с альбомом сложилось как надо и когда надо… 

— Промыслительно! Так говорит наш аккордеонист, при этом воздевая перст. 

*Краудфандинг — способ привлечь средства для реализации проекта или бизнес-идеи с помощью специальных интернет-площадок. В переводе с английского «краудфандинг» означает «финансирование толпой».

— Снова цитата члена команды. У вас, смотрю, философы подобрались. 

— О, да! Ни одного случайного человека. Мы давно друг друга знаем Это уже четвертый состав или созыв, как говорю. Старожил — Андрей Сидоров — аккордеон. Мы с ним ещё 20 лет пересеклись. Я в 2001 закончил медицинский этап своей жизни и решил заняться исключительно музыкой. Гитаристом пошел в клубные проекты, играл по казанским клубам и ресторанам. Там и встретились с Андреем. Начинался Медвежий Угол 4-го созыва в ресторане «У хозяина»… Интересное заведение такое, стилизованное под тюрьму. Не могу сказать, что нравился весь репертуар, но само время интересное было, и опыт важный получил. 

Сергей Каргин — бас-гитара с ним мы ещё в нулевых играли, потом судьба развела, сейчас снова свела. Эльвира Бикмуллина — скрипка. Очень самобытный человек. Увлекалась кельтской музыкой и поняла, что уровень даже хороших московских преподавателей недостаточен. Надо перенимать из клюва в клюв. И поехала за этим в Шотландию — там уж училась у мастеров, у шотландских дедов, которые показывали как, например, блеянье овечек воспроизводить на скрипке. Андрей Казанцев — барабаны. Джазовый музыкант, разносторонний думающий, слышащий. 

Мы давно друг друга знаем, хотя, как коллектив сформировались в результате работы над альбомом. Как сказал мой товарищ Саша Батраков, человек много лет с нами игравший (и песни его поем): «Это лучший состав „Угла“ за всю историю существования».

И все, кроме меня, имеют музыкальное образование.

— Ну вот и до альма-матер дошел черед. Для тебя это Казанский медицинский институт. Почему выбор пал на медицину?

— На самом деле, хотел на биофак поступать. Меня всегда зверушки всякие интересовали. Вырос я в пригороде Казани, в Юдино, дом прямо у леса. И я класса со второго там пропадал. Решил изучению природы жизнь посветить. Ездил на малый биофак университета заниматься в 9-10 классах, а потом как-то неожиданно все перевернулось, и я обнаружил себя поступающим в мединститут.

Не раз, правда, уйти хотел — чувствовал еще студентом, что этим не буду заниматься. Моя мотивация — лучше быть приличным музыкантом, чем посредственным врачом. Когда я в очередной раз заявил это маме, она сказала: «Отучись. Насколько я тебя знаю, врачом ты будешь неплохим. Вот, будешь ты учиться шесть лет, будешь добросовестно посещать лекции и практические занятия, экзамены и зачеты сдаешь на хорошо и отлично, и „госы“ сдашь „на ура“… А потом все забудешь. И вот то, что в тебе останется, это и есть образование!» Тогда я еще не совсем осознавал, что она говорит об умении мыслить, формулировать свою мысль, отстаивать свою точку зрения и убеждать других.

Спасибо маме и декану Виктору Михайловичу Смирнову, что не дали бросить учебу. И не просто отучился, а отдал долг стране за то, что она меня учила — семь лет санитарным врачом отработал. 

— Примеры успешной творческой реализации врачей не редкость: Чехов, Булгаков — в литературе, Горин — в драматургии, Розенбаум в песенном жанре, и Вадим Новик из питерского «Billy’s Band» тоже… Как считаешь, что общего между медициной и музыкой, ну и в целом, творчеством?

— Там и там решения порой принимаются по наитию, а не после долгих размышлений и выстраивания логических цепочек. Врачи от Бога неопределяемые аппаратурой и невидимые глазу изменения в человеческом организме чувствуют интуитивно. У меня много врачей в окружении, и, бывает, слышу, что, мол, вот назначил пациенту обследование и анализы, посмотрел результаты, а ничего непонятно… а потом утром бреюсь и… хлоп — всё сошлось! Момент озарения. 

Серьезная медицина, она не отрицает тонких миров: чем серьезней, тем меньше отрицает. 

— Раз уж об этом речь зашла, никто не говорил, что ты похож на доктора Хауса (актер Хью Лори — ред.) из одноименного сериала, тоже блестящего диагноста? Так что мама, возможно, была и права на счет тебя, как врача. Кстати, расскажи о родителях.

— Мама Наталья Николаевна. Химик-аналитик. Всю жизнь проработала в КазХимНИИ имени А. Е. Арбузова. Занималась тонкослойной газовой хроматографией. Она с победного 1945 года, сейчас ей 76 лет… У нее и подружки под стать — бабулечки под 80 и за 80: золотой фонд технической интеллигенции советской формации — сильные духом, правильные и очень настоящие. У них и эрудиция, дай бог каждому. Будучи технарями, они столько прочитали художественной лигатуры, столько всего знают! Мне мама что-то периодически говорит, а я, бываю не в курсе предмета разговора… Стыдно, конечно. 

Папа железнодорожник. Юдино же — крупная узловая жд станция. Со слесарей начинал — вырос до главного инженера крупного железнодорожного предприятия. Мастеровитый. Много чего умел делать руками. Периодически пытался мне свои навыки передать, но я отговаривался, что мне не интересно. На что он говорил: «Сын, как же ты жить-то будешь?!». Тогда ведь многое самому приходилось делать. Сейчас даже за едой ходить не надо, на дом что хочешь доставят. А тогда, чтобы ту же картошку пожарить, ее надо было сначала посадить, окучить, выкопать… 

Когда я бывало к нему приходил на работу, а он уже был главным инженером, то в кабинете редко заставал: «Где Юрий Васильич?». Махали рукой: «Да, в цехах где-то!». Идешь, а он вылезает из какой-то канавы в мазутной телогрейке. Телогрейка эта мне в память врезалась. И строчка из песни «По правде», что с нового альбома, оттуда: «Во сне отец приходил в драном ватнике…».

— А с музыкой они дружны были?

— Мама певунья. Песни перенимала, еще держась за бабушкин подол. Вот их мне и пела, когда я был еще от горшка два вершка. А песни звучали вполне взрослые. Например, «Комара муха любила и допьяну напоила…» или «Камаринскую», притом ее хард версию. Много не понимал: «Ой, мам, а что это?». Она: «Да это песня нехорошая». Я: «Что ж ты мне ее поешь?».

— Вот, значит, в чем дело… А то задаешься вопросом откуда в городском парне так органично звучит народная тема?

— Я ведь не городской. Юдино — окраина Казани. Название группы с этим и связано. До ДК Железнодорожников, где мы поначалу обитали, в 90-е добираться было непросто: лишь на 23 автобусе, он ходил раз в два часа. Вот друзья, намыкавшись, и прозвали это место «Медвежий угол», потом уже и на группу перешло.

А само Юдино, это ведь часть старинного села Красная горка на берегу Волги. Там тогда еще патриархальный уклад сохранился, хотя многие уже на «железке» работали. У друга в Красногорке бабушка Серафима Андреевна жила, вот мы и повадились к ней ходить. У нее иконы по углам, книги Псалтырь и Евангелие… Бабулечка учила нас читать по церковно-славянски. Все и это помогло прикоснуться к чему-то вечному, незыблемому. Настоящему.

— Это чувствуется в твоих песнях. Что это не стилизация в угоду какому-то образу, а человек, так мыслит, так видит, так дышит.

— Рад слышать. Сейчас многие язычеством прониклись, и мне пеняют, мол, что же ты, исконно русский человек за христианство топишь? А я ничего не придумываю. Когда я этим проникся, интернета ещё не было. Я вырос в этой среде. Люди, воспитавшие меня, повлиявшие на то, кем я стал, переняли эти знания, уклад от своих отцов и дедов, те в свою очередь от своих… Я застал традицию, и к ней прикоснулся и несу в себе. Ощущение сверхестественного неотделимо во мне от ощущения прекрасного: Волга-матушка, лес… Во всем этом я видел Творца, все одушевлял… Мое язычество, оно неотделимо от моего христианства. Так ведь и в целом. Взять ту же Красную горку. Это ещё и праздник — первого воскресенья после Пасхи, связанный не только с христианской традицией, но и с языческим празднованием начала весны.

— То есть ты не просто автор, твое самовыражение — это некая трансляция традиций на понятном современному человеку языке в обрамлении опять же близкой музыки.

— Выходит, так. Я ничего не придумываю. Если пою: «Через ночку на восток/В лунном серебре, /Гнал коней Илья-пророк/Выкупать в заре», так это баба Сима говорила (подражает): «Во-о-о-т, я ещё маленькой была, так меня учили, когда гроза, не стой под деревом. Лучше ложись на землю или в ямочку спрячься, потому что Илья-пророк в огненной колеснице по небу скачет, увидит беса и прихлопнет его. А вдруг бес рядом с тобой, ты его не видишь, бес это же дух без тела и плоти…». Или зашла в баню, а там все тазы и корыта перевернуты: «Вот шишиги-то делов натворили…». Будучи во всем этом, мне оставалось лишь впитывать, а после населить свои песни теми образами.

— Теперь, понятно, что сформировало тебя, как автора. А как музыканта, помимо маминых песен?

— Упустил ещё, что мединститут дал мне лицедейскую закалку. Когда мы учились, КВН только возродился после запрета и было очень мощным. В Казани образовалось три КВН-новских центра: университет, КАИ и наш мед. С нами работали профессиональные режиссеры, они нам же себя самих и открывали. Ставили не только сценки, но и отрывки из серьёзных произведений. Мне как-то поручили Ромео сыграть — вот тебе Шекспир, дерзай! 

А что до музыки… Свою роль сыграли советские, еще черно-белые фильмы: «Василиса Прекрасная», «Снегурочка», «Руслан и Людмила» и прочие. Меня цепляла не только картинка, но и прекрасная музыка русских композиторов 19 века, все это как-то не противоречило моим ощущением настоящего. Позже, лет в 17-18, учась в институте, искал по магазинам пластинки с записями аутентичных бабушек, всяких народных хоров. Анализировал, старался, как мог, применить к тем песням, что начал сочинять. Сначала коряво выходило, потом все стройней и краше, нравиться стало, потом раз — и уже «Медвежий угол».

— А как же Led Zeppelin, Deep Purple, Black Sabbath, AC/DC, Iron Maiden и Metallica и прочий рок от классики до харда и металла?

 — Все, как полагается. 

— Так ведь не только про «поиграть», но и про «Водка, Девушки, Рок-Н-Ролл», как пела питерская «Скорая помощь».

— Это в 90-е тоже мимо не прошло. Вот «Скорую помощь упомянул», а я ведь не понаслышке о ней знаю — с друзьями-врачами покатался, и в приемном отделении больницы № 6 поработал, а там и общая хирургия, и токсикология, и неврология — такого насмотрелся! Тогда ведь сухой закон в стране был, жуткое дело: продажу спиртного ограничили, но народ-то пить не перестал. Травились массово. Безобразно много. Люди зависимые они дихлофос, например, употребляли «четыре пшика на стакан пива». Передоз и у тебя пациент с отравлением хлорсодержащими веществами доктор вводит ему антидот «Атропин», чуть перебарщивает, и… пациент уходит в антрпиновый психоз. Ужас, короче. 

— Но ты ведь на санитарно-гигиеническом факультете учился?

— Это частности. До 5 курса все одно и тоже изучают. Но первый раз в «шестую» попал ещё студентом в качестве пациента. По блату, можно сказать, определили, откачали. Я так проникся, что сам напросился поработать.

— И это отбило охотку?

— Н-е-е-т… Вообще я 15 лет не употребляю алкоголь и не курю. Без всяких кодировок пришел к этому. Просто понял, что так надо. Тяжело было с год. Не писалось ничего. Ломало на всяких тонких уровнях, искушало: «Налей! Всё будет хорошо, и даже лучше».

А потом как-то раз не спалось, может что-то писать пытался или так — обдумывал. Начало лета. Предрассветная пора. Пошёл по лесу прогуляться, дом-то рядом. И раз — вижу, огненный шар выкатился над деревьями! Красотища! И я понял, что впервые за много лет встречаю рассвет трезвым и насколько это здорово! Тут только и осознал, скольких простых радостей земных я себя лишал, обманывался.

— Можешь дать дельный совет тем, кто не может сам выбраться из «синей ямы»?

— У меня его нет. Не считаю себя каким-то молодцом, что получилось завязать. Просто нужные люди рядом оказались, нужные события произошли… Я не склонен судить тех, кто бухает и не может с этим расстаться. Во-первых, потому что сам не застрахован от того, что можешь слететь с катушек, нет 100-процентной гарантии от этого. Потом понимаешь, что тебя словно за руку кто-то ведет по жизни — бережет. А кому-то суждено мучиться от этого. И порядочные, наичестнейшие, наидобрейшие люди ничего не могут поделать. Это может быть сильнее самых сильных людей. Их просто накрывает, а кого-то лишь краем касается. Мне повезло.

— Ладно, «Всё преходяще, а музыка вечна», как говорил Маэстро из фильма «В бой идут одни старики». Что сейчас в твоём плей-листе?

— Последние лет 10-12 я ничего кроме народной музыки и не слушаю. При том любой: болгарская, сербская, конголезская, ирландская, тунисская… Цепляет то, что идет от корней. Там столько всего, что понимаешь, откуда и Дебюсси, и Глинка, и Чайковский, и Жобим… Все те творцы, которых я жалую.

— В твоих песнях слышны и татарские мотивы. В том же «Грозовище» они явно нашли отражение. 

— Это ты правильно подметил. Мне один мой приятель-музыкант — настоящий корневой татарин, булгарин — сказал: «Вот эту песню я хотел бы исполнять. И в шутку добавил: «Это такая типа современная татарская музыка». А вообще песен, в которых отзывается татарская музыкальная традиция, немало: «Ветер», «Черные травы». Да, во мне звучит музыка этой земли. Старшая дочь наполовину татарка, друзья, соратники… Как можно кого-то или что-то вычленить из своей музыки, из жизни? К сожалению, поздно понял, что много упустил, не зная языка. Одно время пытался учить, но… увы.

— Довелось видеть, как дети живо реагирует на твою музыку. Выбегают к сцене танцевать. 

— Знаешь, были опыты лет 15-20 назад, когда писались песни скабрезные и похабные, притом людям они нравились. Сейчас же исполняю только те, которые несут позитивный заряд и энергию. И дети — первые, кто это чувствует, они индикатор настоящего. Если дети пляшут и радуются, здорово. Если родители, среди которых есть и уважаемые мной музыканты, поют в качестве колыбельных мои песни, это тоже здорово.

— А как ты знаешь, что хорошо сделал?

— На это счет хорошо сказал Дмитрий Ревякин из группы «Калинов мост»: «Ориентиры выбиты на небесных скрижалях. Кто видел, тот знает». 

Вместо P.S.

Разговор вместо планируемого часа длился куда дольше, и все, о чем говорилось, не вместит даже самое обстоятельное интервью. Что-то больше, наверняка, могут рассказать сами песни Михаила Вырина, в том числе и из нового альбома. Он доступен в интернете, а в живую «Медвежий угол» можно будет увидеть и услышать в пятницу, 10 сентября, в Национальном музее Республики Татарстан. Те, кто придет, сами смогут ощутить себя в атмосфере грозовища. По Далю — это «поприще пробежавшей грозы; место, где она лютовала: хлеб избитый градом, вихрем и дождем». С одной стороны, мало хорошего, с другой — вполне обнадеживающее, ведь все самое страшное позади. Можно и «побраниться вслед ветрам».

Блиц-опрос:

— Писатель?

— Несколько. На данный момент — Достоевский. Не так давно прочитал «Братьев Карамазовых». Понял, лучшей книги на русском языке не может быть. Хотя перечитывать ее вряд ли стану. Гоголь, Толстой, Булгаков, Довлатов, из современников — Прилепин.

— Фильм?

— «Андрей Рублев» Тарковского. Лучшего кино я не видел, и вряд ли увижу

— Произведение искусства?

— «Троица» Андрея Рублева. Хоть я и не большой спец в живописи, но подходишь к ней, и тебя и штырит. Это высшее мерило. 

— Место?

— Свияжск. С начала 90-х бываю там постоянно.

— Композитор?

— Антонио Жобим, бразильский композитор, соединивший элементы джаза, традиционной бразильской музыки и даже классики. В его музыке такие миры открываются, что ух! Круче его не знаю никого.

— Историческая личность? 

— Серафим Саровский. С ним бы я не прочь был пообщаться. Потому что он не так далек по времени, как Сергий Радонежский. И с ним не так сложно было бы найти общий язык. Впрочем, кто я такой, чтобы с ним говорить?! Довольно было и рядом постоять, послушать…

— Блюдо?

— Это не про меня. Ем все! Еда для меня, как бензин, но хочется заправляться А-95.